В психотерапии сепарацией называют процесс «отделения» подростка от родителей и переход в статус отдельного взрослого человека. Иногда сепарацию путают с физическим переездом в отдельную квартиру, но сам по себе переезд и способность обеспечивать себя — только часть большого и комплексного процесса. Не всем повезло пройти этот процесс в подростковом возрасте, поэтому с непройденной сепарацией часто приходится разбираться в терапии.
Что значит пройти сепарацию от родителей?
Дистанция между родителем и ребенком не возникает одним махом в подростковом периоде, а строится по кирпичикам в течение всей жизни. Когда маленький ребенок начинает ходить и исследовать окружающий мир или начинает понимать, какую именно еду он хочет на завтрак, — это тоже шаги в сторону сепарации, пока что на совсем базовом уровне. Окончательная подростковая сепарация проходит проще, если первые попытки ребенка проявить самостоятельность встречали поддержку и доброжелательность, а не раздражение со стороны родителей.
Завершенная сепарация молодого взрослого — это зрелость, отдельность и самостоятельность сразу на нескольких уровнях:
На уровне эмоций
Я понимаю, что мои эмоции и эмоции моих родителей — это разные вещи. Если родитель злится, напуган или возмущен, я сопереживаю, но я вполне могу это вынести. Чьи-то сильные эмоции — не повод срочно поменять свое поведение, не причина для чувства вины («Вот я негодная, расстроила бабушку!») или бросаться успокаивать и утешать. В то же время, мне не нужна радость или одобрение от родителей, чтобы продолжать двигаться к своим целям. То есть при удачной сепарации я признаю и осознаю эмоции родителей, но они не руководят моей жизнью.
На уровне быта
Я могу более-менее справиться с повседневными задачами: зарабатыванием себе на жизнь, оплатой счетов, оформлением документов. Даже если я не могу всё решить самостоятельно (готова признаться, что борьба с бюрократией часто дается мне тяжело), — у меня есть способы это решить не только через родителей, но и с помощью друзей, гугла, нанятого консультанта.
На уровне личных границ
Я на равных с родителями определяю место, время, формат нашего общения. Если родители хотят созваниваться раз в день, а я — раз в две недели, мы можем обсудить это и договориться на какой-то компромисс. Если что-то мне категорически не подходит (например, звонки раньше 10 утра в выходные), я найду способ вежливо, но твердо обозначить эти границы.
На уровне ценностей
Я понимаю, что моя картина мира может не совпадать с картиной мира родителей, причем в обе стороны: я не только оставляю за собой право руководствоваться собственными ценностями, но и понимаю, что родители как взрослые и дееспособные люди могут поступать так, как им нравится, даже когда я против.
Как может проявляться незавершенная сепарация?
Иногда мы сталкиваемся с проблемами, которые уходят корнями как раз в непройденную сепарацию, но выглядят сложнее, чем «завишу от мамы финансово» или «боюсь сменить профессию, чтобы не разочаровать папу». Распознать такие сложности не так-то просто. Мне пришли в голову вот такие два примера для иллюстрации, хотя я уверена, что их намного больше:
«Я и так всегда был как взрослый»
Если судить по моему опыту и опыту знакомых, не очень редка ситуация, когда ребенок изначально становился «родителем своим родителям», то есть с ранних лет успокаивал их, выслушивал монологи об их трудностях, иногда помогал им справиться с жизнью даже на бытовом уровне. Процесс «переворачивания» детско-родительских отношений называется парентификацией (от англ. parent — родитель), и тут скрывается подвох. Если мы понимаем сепарацию как «самостоятельно принимать решения, формировать свою систему ценностей, стать отдельным взрослым», то у выросшего ребенка, который и так занимал не свойственную ему позицию взрослого в семье, это вызывает только недоумение: «Куда мне сепарироваться, если я и так всегда был как взрослый, с 10 лет сам за себя, ни у кого ничего не спрашиваю и принимаю решения сам, иногда и за родителей тоже?»
Терапия и чтение на эту тему показывают, что сепарация «в обратную сторону» тоже бывает и тоже нужна. То есть привычка постоянно тревожиться и заботиться о родителях (когда они вполне дееспособны и речь не идет об опекунстве человека с деменцией), желание контролировать их, «подавать стакан воды» с опережением, злиться и бушевать, если они как-то неправильно себя ведут, — всё это тоже непройденная сепарация.
Недавно в какой-то из соцсетей встретила шутку: «Большинство моих 30-летних друзей смотрит на своих родителей и думает: "Что же пошло не так? Где же я допустил ошибку в их воспитании?"» Меня это жутко рассмешило, потому что в этом есть большая доля правды. Это не воспринимается как непройденная сепарация, ведь при этих словах мы представляем кого-то скорее зависящего от родителей, чем наоборот, — но это именно она и есть.
Отыгрывание отношений с родителями вне семьи
Как и все процессы в нашей психике, непройденная сепарация не изолирована в пузыре отношений с родителями. Иногда она причудливым образом отражается в отношениях с другими людьми. Например, на работе или в семье. Когда я путаю роль начальника и фигуру родителя, — это отголоски проблем в детско-родительских отношениях. На практике это может выглядеть как попытка получить от руководителя не только профессиональный совет и пояснение по проекту, но и одобрение, безусловную любовь, защиту. Тогда критика (даже конструктивная и мягко сформулированная) может восприниматься как отвержение, осуждение и «перечеркивание» меня как человека, вызывать жуткий стыд или даже необъяснимый страх, как будто недовольство авторитетной фигуры угрожает самому моему существованию. Само собой, попытки превратить старших друзей или начальника в заменитель родителя не удовлетворяют те потребности, которые их породили, и с этим имеет смысл разобраться.
Если такой перенос происходит в психотерапии, то есть я воспринимаю терапевта как родительскую фигуру, — это как раз очень хорошо, как ни парадоксально это звучит. Я начинаю требовать от терапевта безусловной любви и принятия, идеализировать фигуру терапевта и до чертиков бояться его или ее «разочаровать», — и в этом, конечно, приятного мало. Но хорошая новость в том, что со временем удастся накопить внутренние ресурсы — и «отыграть» непройденную сепарацию в терапии. Через понимание, что терапевт — отдельный человек, не идеальный, не всегда умеющий читать мои мысли, но определенно поддерживающий и остающийся «за меня», на моей стороне.
Сюда же, то есть к отыгрыванию непройденной сепарации вне отношений с родителями, можно отнести вечное бунтарство — яростный бунт против правил и ограничений общества и взрослого мира. Как будто тот естественный подростковый бунт, в ходе которого я должна была сформировать свою отдельную картину мира, распыляется, теряет объект — и начинает неконтролируемо направляться на все возможные авторитетные фигуры, будь то кто-то реальный из моей жизни или какие-то абстрактные «правила поведения».
Чего ожидать от терапии?
Все случаи уникальны, но процесс психотерапевтической работы над сепарацией можно представить примерно так, как в списке ниже. Эти процессы идут скорее параллельно, чем последовательно, то есть это не план работ, а список приоритетов:
Признание и переживание претензий, обид, злости, горя
Для меня самой стало неожиданностью, что работа над сепарацией начинается с того, чтобы признать все детские эмоции, которые мы таскаем с собой, даже если пытаемся скрывать или осуждать себя за них. Какие-то давние обиды, «нерациональное» желание изменить родителей или добиться от них «нужного вида любви», на который они вряд ли способны. Всё это нужно разобрать и постепенно вытащить на свет. Сепарация начинается не с того, чтобы «взять себя в руки и стать взрослым уже наконец», а с того, чтобы признать ущерб и оценить его масштабы, а потом выпустить все скопившиеся чувства в безопасном пространстве психотерапии.
Границы и новые чувства в общении с родителями
Мы постепенно учимся понимать и обозначать свои границы в общении с родителями: количество и формат общения; чувствительные темы, которых вы не хотите касаться; формат и тон критики. Этот процесс обычно идет волнами, часто встречает сопротивление со стороны семьи, но постепенно всё стабилизируется и приходит к новой норме. Интересно, что вместе с проживанием эмоций и обозначением границ мы можем столкнуться с какими-то совершенно новыми чувствами: например, начать сочувствовать родителям, лучше понимать их недостатки и слабости, признавать их неидеальность или даже нереалистичность собственных ожиданий. Иногда людям приходится впервые столкнуться с благодарностью за то, что родители все-таки любили нас как умели и делали что могли.
Тут хочется сделать пометку, что если никакого сочувствия и благодарности не появляется, — это тоже абсолютно нормально и совсем не значит, что с вами что-то не так. Мне кажется, накопленные обида и злость, они немного как костер: погаснет только тогда, когда прогорят все дрова. Иногда это требует времени. Иногда, при слишком тяжелом детском опыте, этого в принципе не происходит.
Прояснение собственных ценностей
Сортировка своих убеждений и установок, унаследованных от родителей, — отдельный важный процесс. Он помогает разобраться, что я думаю о мире и о себе. Тут предстоит столкнуться и с объективно вредными идеями (в духе «нельзя обращаться за помощью, всё и всегда надо делать самостоятельно»), и с вполне нейтральными. Но и про них надо понять, моё это или не моё. Например, если я думаю, что лучший отдых — работа в саду, то это я правда люблю возиться с растениями или просто моя мама это любит и считает правильным. То же самое касается желания и нежелания выходить замуж, выбора «творческой» или «престижной» профессии, отношений с религией, политических взглядов. Без внимательного взгляда непросто разобраться, что там моё, а что используется по инерции.
Советуем прочесть: Нарциссизм — болезнь хороших детей
Возвращение себе ответственности
Мы точно не виноваты и никак не ответственны за то, что происходило с нами в детстве. Но мы ответственны за то, что мы делаем с этим опытом и как мы живем свою взрослую жизнь. Это неочевидный баланс между пониманием, что да, поведение родителей и их ошибки как-то меня повлияли, и пониманием, что теперь я взрослая. И теперь я сама делаю выбор и сталкиваюсь с последствиями. Что бы там ни натворили мои родители когда-то, теперь моя жизнь — это моя сфера влияния и моя ответственность.
«Выращивание» внутреннего родителя
В идеальном мире здоровая привязанность к родителям и их поддерживающие голоса со временем интернализируются, то есть помещаются внутрь человека и превращаются во внутренний голос. Этот внутренний голос посылает поддерживающие послания, помогает принимать решения, позволяет выдерживать сложные ситуации и не разваливаться на куски от критики или несправедливостей. Если у нас не было здоровой привязанности или мы впитали только критику, здорового внутреннего взрослого приходится «формировать» уже во взрослом возрасте, в терапии. В некоторых подходах есть понятие «ограниченного повторного родительства», то есть терапевт может частично занимать эту роль поддерживающего родителя, который не осуждает, не манипулирует и умеет справляться со своими эмоциями. Тогда со временем голос терапевта становится основой для формирования внутреннего родителя, который занимает нашу сторону и помогает проходить через трудности.
Работа с сепарацией, как и работа с почти любым запросом, не идет линейно, а прогрессирует «по спирали». Это значит, что мы можем возвращаться к одним и тем же болезненным воспоминаниям, «откатываться назад», сваливаться в старые привычки и сценарии. Это может пугать или раздражать, но такой неравномерный прогресс — и есть норма, потому что мы все несем разный эмоциональный багаж и двигаемся в своем темпе.
Рекомендуем посмотреть: 5 вопросов о сепарации